Любовь в его смирении. Часть 1

Вазектомия скорострела.

Анна была моей девушкой, а потом быстро и незаметно стала женой. Ее волосы были такими черными, спадая легкими волна ниже лопаток, излучая ту же загадочную привлекательность, что и ее глаза, которые манили и одновременно скрывали тайны. При каждом движении ее локоны ласкали шею, наполняя пространство вокруг мягким блеском.

Ее большая грудь, аккуратно очерченная под тканью платья, вызывала восхищение. Каждое ее движение подчеркивало плавность форм упругой груди, живота, бедер, как будто сама природа вложила в нее совершенство. Она двигалась с грацией, которая была одновременно нежной и уверенной, почти не заметной, но невозможной не заметить. Светлая белая кожа, пухлые губы. Совершенство.

Когда она проходила по улице или входила в комнату, окружающие не могли не заметить ее. Мужчины, невольно задерживаясь взглядом, словно не могли оторваться от ее уверенной походки и излучающего тепло облика. Все в ней привлекало внимание.

До меня у нее было очень много отношений, но каждое из них оставляло свой след. Злые языки говорили, что она любила на первых курсах гулять с приезжими из Кении, Мозамбика, ЮАР. Она не искала любви, как искали ее многие. Она искала приключения. Когда она рассказывала о своих бывших, то на лице появлялась какая-то мечтательная улыбка, как приятные воспоминания. Про всех бывших она не рассказывала, как и того, сколько у нее их было. Меня это снедало, ведь она была моей первой девушкой. У нее действительно были черные парни, она говорила, что ей нужны большие размеры, потому что такое строение тела.

Почему она выбрала меня? Я не мог ответить себе на этот вопрос. Мое воодушевление закончилось на первом же сексе, когда я быстро кончил. Она была разочарована временем секса и моим размером. У меня ничего не получалось, только я входил в нее, ощущал тепло, как содрогался всем телом и кончал. Я видел разочарование в ее глазах. И всегда задавался вопросом, зачем она со мной? Член в два раза меньше, чем в ее прошлых отношениях, время секса раз в 30. Одна ночь со студентом из Конго по времени секса была равна наверное первому полугодию половых отношений со мной. Мне не угнаться за всем этим никогда. И все-таки она выбрала меня.

Она всегда любила заниматься сексом без презервативов и мои быстрые кончания ставили ее в неудобное положение. Я не мог научиться, время шло, я все также как раньше ее не удовлетворял, она стала раздражительной. Но мы продолжали гулять, обнимать друг друга и с любовью смотреть. А ночью я снова ее разочаровывал.

В один из дней, Анна сидела на краю кровати, скрестив ноги. Ее взгляд был мягким, но в нем читалась решимость, которая в последние недели росла в ее душе. Я видел это, но не мог разгадать причину.

— У меня есть к тебе серьезный разговор, — начала она, слегка изменив тон, чтобы привлечь мое внимание. Я замер и обернулся.

— Что-то случилось? — спросил я, ощущая тревогу и ожидая, что она сейчас скажет, что мы расстаемся.

— Я долго думала о нас, о будущем, о том, что нам важно. И я хочу обсудить с тобой одну очень личную тему. — она поправила шлейку лифчика и вытянула ножки. — Мы оба понимаем, что жизнь не всегда бывает предсказуемой. Особенно с твоей скорострельностью…

Я ощутил укол обиды, но возразить мне было нечего, Анна увидев мое согласие, продолжала:

— Ты и я, нам вряд ли хочется сейчас или в ближайшем будущем иметь детей, — она сделала паузу, как будто давая этому утверждению время настояться. — Но знаешь, я все больше думаю, что мы можем сделать что-то более радикальное, чем просто избегать этого вопроса. И думать, успел ты достать или нет.

Я нахмурился, не совсем понимая, куда она ведёт.

— Я хочу, чтобы ты сделал вазектомию, — произнесла она, взглянув мне в глаза.

Я был шокирован и обрадован одновременно. Она не собирается меня бросать. Но вазектомия?

— Что? — спросил я, повторяя слова, как будто они были чем-то непонимаемым, тяжелым для восприятия.

— Я понимаю, что это серьезный шаг. Но давай посмотрим на это с другой стороны. Вазектомия — это не просто контрацепция, это окончательное и ответственное решение, которое позволит нам не думать о том, залечу я или нет. Это освобождает нас от переживаний по поводу случайных беременностей. Я не буду терзаться сомнениями, не буду проверять каждый раз, что нужно использовать дополнительные средства защиты. Таблетки вредны, ты быстро кончаешь. Что мы будем делать?

Я молчал, пытаясь переварить ее слова.

— Но это же… это кардинально. Ты уверена? — мой голос был обеспокоен, удивленный, но не осуждающий.

— Да, я уверена. Я хочу быть с тобой в полной мере, без скрытых страхов. Это не о тебе и не о мне, это о нас. О нашем будущем. Мы можем просто продолжать жить, наслаждаться каждым моментом без мысли о том, что мы можем стать родителями против своей воли.

Она сделала паузу, потом добавила:

— Ты знаешь, что мы с тобой практикуем безопасный секс, всегда следим за контрацепцией, но это все равно не дает полной уверенности. Вазектомия – это безопасно, эффективно и для нас обоих гораздо менее травматично, чем аборты, в случае если случится что-то неожиданное.

Я вздохнул и стал задумчиво смотреть в пол. Я понимал, что ее слова логичны, но был обескуражен. Я планировал детей в будущем, я хотел их. Анна заметила мою растерянность, но не спешила продолжать, давая мне время. Она понимала, что такие решения не могут быть приняты сразу.

— Ты можешь подумать об этом, — сказала она мягко. — Я не настаиваю на нем прямо сейчас, но мне важно, чтобы ты знал, что для меня это важно. Я хочу, чтобы наше будущее было в наших руках, без лишних страхов и переживаний.

— Хорошо, я подумаю. Это серьезно, я понимаю.

Анна улыбнулась, ее лицо осветилось, и, несмотря на весь тяжелый подтекст нашего разговора, она почувствовала облегчение и протянула руки, чтобы обнять меня, я подошел и обнял ее, ощущая как возбуждаюсь от прикосновений к такому шикарному телу.

Спустя несколько дней я сидел перед ней, и мои руки словно стали тяжелыми, не имеющими силы. Каждый ее взгляд, каждое слово проникали в меня, и я не знал, как вырваться из этого. После нашего разговора она смотрела на меня с такой серьезностью, с таким холодным ожиданием, что я почувствовал, как будто стою на краю пропасти, и единственный способ не упасть — это согласиться с ее предложением.

Я любил ее, и, возможно, это было моей слабостью, но я не мог представить свою жизнь без нее. Она сказала это спокойно, как будто это было что-то обычное, но я знал, что для меня это будет чем-то большим, чем просто медицинская процедура. Вазектомия. Я должен был потерять часть себя, часть того, что, как я думал, определяет меня как мужчину. Я чувствовал себя униженным, как будто мне отказывают в праве быть тем, кем я был, кем всегда считал себя. Я был мужчиной, который мог бы создать семью, растить и воспитывать детей, продолжать свой род, а теперь, ради нее, я готов был отказаться от всего этого. И это чувство обжигало меня изнутри.

Но что я мог сделать? Что могло бы остановить меня, когда она смотрела на меня с такой уверенностью? Я знал, что она не хочет этого просто так, что для нее это важно. Я был готов потерять себя, свою мужскую гордость, свою уверенность — только бы она осталась рядом. Все остальное было второстепенно. Я пытался представить, как это будет, как буду смотреть на себя в зеркало после всего сделанного, но мои мысли расплывались, и не было уже ясности. Все, что оставалось — это ее глаза, полные решимости, и ее руки, которые в тот момент обнимали меня, как будто она знала, что это тяжело для меня. Я все равно согласился. Потому что, несмотря на все, я не мог ее отпустить. Я любил ее, и был готов отказаться от своей мужской сути, от продолжения рода, только ради того, чтобы она была счастлива. Руки дрожали, когда я произнес эти слова:

— Хорошо, любимая, я сделаю вазектомию ради тебя.

Я не знал, кто я буду после, но в тот момент я знал лишь одно: я буду с ней, несмотря ни на что.

В клинике мне сделали усиленную вазектомию, по ее просьбе, чтобы я точно больше не смог стать отцом. Она была счастлива, что теперь ей не нужно пить таблетки. Наша жизнь снова заиграла красками. Секс по прежнему был около минуты, но я был счастлив. Спустя несколько месяцев мы поженились.

Она хочет стать матерью.

Со временем страсть утихла, прошел год, секс ушел из нашей жизни. Любовники, меня им сложно назвать, стали соседями, братом и сестрой. Я увидел, что мои 14 сантиметров ее никогда не удовлетворят, тем более за одну минуту. И всегда старался работать лучше языком. Я стал в этом мастером. Но ей этого было мало.

Я часто сидел в одиночестве, думал, что было не так, где я ошибся. Но вот, я и сам не знал, что я уже не уверен в том, что чувствую. Я просто пытался делать вид, что все как раньше. Я даже не знал, когда она последний раз называла меня по имени, как будто это стало для нас чем-то лишним. Я чувствовал, как мы стали какими-то проходными людьми в жизни друг друга. Мы уже не обнимались, не целовались. Если наши руки случайно встречались, это не было как раньше. Я ощущал, как тело ее становится холодным, как если бы я был ее знакомым, с которым ей просто нужно делить пространство, но не чувства.

Но со временем наша страсть улеглась. Она стала чаще задерживаться и появляться дома вечером. На мои вопросы чаще отмахивалась. Я стал подозревать, что она возможно мне изменяет. Секса у нас не было уже больше полугода. Иногда, после дрочки в ванной комнате, я осторожно касался мошонки, пытаясь понять, как прошла операция, может у меня была шанс восстановить со временем? Несмотря на то, что все хотели сделать аккуратно, она настояла на усиленной версии и теперь я чувствовал легкое напряжение в той области. Местами кожа немного тянулась, но боли не было, только легкая чувствительность, как если бы шрамы были еще свежими. Я ощущал их пальцами. В зеркале я видел небольшие следы. Если бы делали обычную вазектомию, они были бы незаметны. Но после моей операции они выглядели как клеймо вырожденца. Операция прошла без осложнений, и, если честно, я уже чувствую, что это было не так страшно, как я себе представлял. Все в прошлом. На шрамы в таком месте можно не смотреть. В целом я кроме заглушенного сожаления, ощущал облегчение. Я сделал это. Сперма стекала с ванной, и я знал, что это теперь просто жидкость, как шампунь. Бесполезная и безопасная.

В один из дней мы вернулись с прогулки домой и в спальне Анна повернулась ко мне, и я заметил, как напряжены ее плечи. В ее глазах был тот самый, знакомый мне взгляд, полный решимости и тревоги одновременно. Я знал, что если она начала так говорить, то речь пойдет о чем-то важном, о чем-то, что вряд ли будет легким для нас обоих.

— Мне нужно с тобой серьезно поговорить, — сказала она. Голос был спокойный, но я чувствовал, что внутри у нее все бурлит. Я положил телефон на стол, выждав секунду, чтобы она могла начать. Она подошла ко мне, села рядом и уверенно посмотрела мне в глаза. Я чувствовал, что ее взгляд полон чего-то тяжелого и решительного. Моя рука инстинктивно потянулась к ее, и я сжал ее пальцы, давая понять, что я рядом.

— Ты помнишь, как мы с тобой говорили о том, что не хотим детей? — спросила она. Я кивнул, не зная, что ответить.

— Я передумала, — сказала она, и я почувствовал, как воздух в комнате стал еще более плотным. Я знал, что она не из тех, кто просто меняет решения по минутному капризу. Я почувствовал, как тяжесть ее слов начинает накатывать на меня.

— Я хочу детей. Я хочу быть мамой. Эти ощущения меня переполняют. — Она снова посмотрела мне в глаза, и я увидел в них ту самую мечту, которую она носила в себе, как маленький огонек, зажигающий ее лицо. — Я не могу этого игнорировать. Это не просто желание — это потребность. И я готова на все, чтобы это стало реальностью.

Я ощутил, как сердце сжалось. Мы оба знали, что я не могу иметь детей. Мы оба знали, что я прошел вазектомию, оставившую на мне клеймо, и что с этим ничего не поделаешь. Она это знала, но передумала!?

Я молчал, пытаясь найти слова. Я знал, что она хочет от меня поддержки. Она всегда хотела меня рядом, и в этот момент я почувствовал, как важно ей было услышать, что я не отвернусь от нее. Мы любили друг друга.

— Я понимаю, что это сложно, — продолжила она. — И я не прошу тебя быть биологическим отцом. Я прошу тебя воспитывать этого ребенка. Ты будешь его не отцом, ты будешь тем человеком, который будет рядом с ним, воспитывать его, любить его. А как он появится на свет — это уже не так важно.

Я почувствовал, как у меня перехватило дыхание. Время будто остановилось. Я старался понять, что она только что сказала. Мой род прервался. Все, что я строил, все мои усилия, все, что было связано со мной, исчезло. Я больше не смогу оставить после себя ничего. Все, что мне осталось, — это пустота. Она ляжет под другого, чтобы забеременеть от него, а я буду смотреть на это. И все, что я могу — это молчать, потому что ничего уже не изменить. Она не хочет меня, она хочет от другого ребенка. Ее тело будет носить его ребенка, а я буду… я буду работать. Растить чужого, отдавая ради него все свои силы. Или ради нее? С каждым днем ощущать, как я теряю все, что когда-то имел. Я не могу иметь детей. Я не могу быть тем, кто продолжит мой род, и она выбрала другого. Я согласился на ее условия раньше, и вот результат. Она забеременеет от того, кто может дать ей то, что я не смог. И мне остается только принять это. Я буду тратить свою жизнь на чужое, что никогда не будет моим! Но я буду воспитывать его, как если бы это был мой. Но это будет не мой ребенок! И она будет любить его, а я буду просто тем, кто будет молча стоять в стороне, тратить свое время, как если бы я не был человеком и больше не важен.

— Ты хочешь, чтобы я… воспитывал чужого ребенка? — спросил я, несмотря на всю ту тревогу, которая завладела мной. Я не знал, что думать. И ее предложение звучало как-то… чуждо. Как будто оно не имело смысла, как нечто, что я не мог принять, не мог поверить в это.

Она кивнула, ее лицо было серьезным, но при этом я видел в ее глазах ту самую решимость, которую я когда-то любил в ней.

— Я хочу, чтобы ты был рядом. Чтобы ты стал частью этого. Я не прошу тебя быть отцом для всех, я прошу тебя быть рядом, когда ребенок появится. Ты будешь для него отцом. А как он появится — это уже не важно. Он будет наш, и все, что важно, это то, как мы его воспитаем.

Я не знал, как реагировать. Это было слишком. У меня в голове крутился тот вопрос, который я не мог забыть. Как я буду смотреть в глаза этому ребенку, когда он вырастет, и как мне объяснить ему, что его отец — не тот, кто его воспитывает? Не тот, кто его любит? И как мне быть с тем, что я, несмотря на все это, буду его отцом только по имени?

— Ты серьезно? — мой голос дрожал, и я сам не мог поверить, что это я сейчас спрашиваю ее об этом. — Ты хочешь, чтобы я стал отцом для ребенка, который не мой? Может попробуем другой способ. Репродукцию.

— У тебя на это нет денег, — мягко улыбнувшись, ответила она. Это была словно насмешка. Я еще мог через медицинские центры ее оплодотворить, но это стоило огромных денег, которых у меня не было. Это сводило с ума.

— Я прошу тебя быть рядом. Я прошу тебя поддержать меня. — она провела ладонью мне по ноге. — Я прошу тебя стать той опорой, на которую я могу рассчитывать. Я же люблю тебя.

Я вздохнул. Не знал, что сказать. Чувствовал, как мои мысли запутываются, как я пытаюсь найти ответы на вопросы, на которые у меня нет ответов. Если ее бросить, что это изменит? Любая девушка хочет детей.

— Мы можем взять приемного, — глухо ответил я.

— Но я хочу своего, — он нахмурилась, — тебе не понять материнства, отцам все проще.

— Мне нужно время. — Я поднялся, это все, что я мог сказать. — Я не могу решить это вот так, прямо сейчас. Я не уверен, что смогу принять твое предложение, но я подумаю. Мне нужно время.

— Просто пойми, я все равно забеременею, просто я не хочу с тобой расставаться.

Анна не ожидала, что я скажу «да» сразу. Она знала меня даже лучше, чем я сам, она знала, что я уже согласился, если не потребовал развода, после услышанного, что мне просто нужно время. Она была права.

Вечером я стоял у двери спальни, чувствуя, как сердце бешено колотится. Я знал, что в какой-то момент должен был вернуться и все-таки высказать свой ответ. Все это время я прокручивал в голове ее предложение, пытался понять, что это значит для нас, для нашей жизни, для нашей семьи. Я уже говорил себе, что, возможно, это не так важно, что главное любовь и поддержка. И, несмотря на то что я так и не был уверен, что могу принять ее идею полностью, я чувствовал, что если она хочет этого, если это так важно для нее, то я должен попробовать. Я не хотел ее терять.

Я постучал в дверь, и вошел. Моя жена стояла в полупрозачном халате, который открывал ее соблазнительные контуры тела. Боже, как я ее хотел. И как долго у нас не было секса. Стояла она в обычной для себя позе — уверенная, немного волнительная, с легкой улыбкой, которая, казалось, скрывает за собой целый мир сомнений и вопросов. В ее глазах не было страха, только ожидание и уверенность, как у человека, который знает, что его решение может изменить все, но готова взять на себя все последствия.

— Я подумал, — сказал я, и даже не знал, как начать, как объяснить, что мне действительно нужно было время, чтобы понять, что я согласен. — Но вот я здесь. Я согласен.

Она улыбнулась, и в ее глазах зажегся тот огонек, который я так давно замечал, когда она была счастлива. Но ее улыбка была уже не той, что была раньше. Она была хитро подернута какой-то тайной.

— Спасибо. — Она подошла ко мне и положила руку на мою грудь, как бы подтверждая, что ее слова — это не просто благодарность, а что-то гораздо более важное. — Ты не представляешь, как мне это важно. Ты сейчас очень важен для меня.

Но я заметил, как ее выражение лица изменилось, как ее взгляд стал еще более решительным, и это насторожило меня.

— Есть еще одно… условие, — сказала она мягким, но твердым тоном, проводя пальцем мне по груди.

Я напрягся. Если я думал, что это уже все, то ошибался.

— Какое условие? — спросил я, почти не зная, чего ожидать, сердце гулко стучало.

Она сделала паузу, как будто обдумывая, стоит ли продолжать или нет. Но, видимо, она решила, что не стоит скрывать свои мысли.

— Я хочу, чтобы те мужчины…

— Мужчины? — удивленно спросил я, я был уверен, что она выберет кого-то одного, кто будет ее оплодотворять.

— Да, мужчины, — она шлепнула меня, — не перебивай.

— Хорошо.

— Я хочу, чтобы мужчины, — повторила она более строго, —, с которыми я буду зачинать ребенка, были мулатами или черными. Ты же знаешь, мне всегда нравился такой типаж.

Я почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Эти слова повисли в воздухе.

— Смешение делает все красивым и сильным. — Продолжила она — Я понимаю, что тебе важно, что подумают люди. Но разве это действительно важно?

Я застыл. Мое тело будто окаменело. Мои мысли метались в разные стороны, пытаясь найти хоть какое-то логичное объяснение этому. Как она могла так говорить? Почему?

— Что? — мои слова сорвались с языка, я даже не знал, что сказать. Это было… абсурдно. Это была такая мысль, о которой я даже не мог представить себе в самых смелых фантазиях. Я был согласен, чтобы она спала с кем-то похожим на меня, чтобы родившийся был хотя бы внешне похож, даже на такое был согласен и тут такое. Я еле выдавил. — Ты серьезно?

Анна не отводила взгляд, ее глаза были спокойными, но в них читалась некоторая настойчивость. Первым отвел взгляд я, и она поняла, что победила.

— Я серьезно, — сказала она, медленно, уверенно и надменно. — Если у меня есть выбор, то этот выбор будет таким. Ты сам согласился. Уже передумал?

Я почувствовал, как злость подступает ко мне, как мысли начинают путаться в голове. Как? Почему она хочет, чтобы это было именно так? Я не мог поверить, что она ставит такой вопрос. Мы говорили о другом или я так думал?

— Но… — я не знал, что ответить. Мозг ломался от этих слов. — Но… ты хочешь, чтобы я… воспитывал чужого ребенка, и чтобы при этом все вокруг знали, что это не мой? Ты хочешь, чтобы все видели, что онне похож на меня, и я бы вообще не имел к нему отношения?

Анна заметила мое возмущение и сразу же сделала шаг навстречу, положив руки на мои плечи.

— Я знаю, что это сложно. Я понимаю, что ты можешь чувствовать себя некомфортно с этим, но послушай меня. Мы оба любим друг друга, и если ты любишь меня, ты примешь это. Ты не должен переживать, что подумают другие. Ты должен думать только о нас. Ведь если я выбрала тебя, если я хочу, чтобы ты был с нами, это значит, что я доверяю тебе. И если ты действительно любишь меня, то тебе не будет важен цвет кожи или родство. Может быть люди будут думать, что он от твоего прошлого брака? Мы же не будем рассказывать про это, верно?

— А как же наши друзья, родственники? Они будут знать.

Я смотрел в ее глаза и чувствовал, как все внутри меня кипит и кричит. Это был тот момент, когда все казалось неправильным. Я не был готов к этому. Но в ее голосе было что-то уверенное и успокаивающее, что-то, что заставляло меня сомневаться в собственной уверенности.

— Будем меньше с ними общаться. Заведем новых, — ласково ответила она, привлекая меня к себе.

— Ты уверена? — спросил я, хотя сам знал, что она не отступит от своего решения. — Ты понимаешь, что мы будем жить с этим секретом? Что все будут думать, что я не отец, что этот ребенок не мой?

Анна вздохнула и подошла еще ближе. Она положила свою руку на мою грудь, заставив меня почувствовать ее тепло.

— Это не так важно, — сказала она мягко. — Ты будешь моим мужем, ты будешь для него родителем. Если ты любишь меня, ты примешь это. И не важно, что подумают другие. Ты — мой выбор. И если ты хочешь быть со мной, то ты примешь и это. Ты готов?

Я смотрел на нее, ощущая, как в голове бурлит хаос. Но ее глаза, ее слова… Я знал, что если я хочу быть с ней, если я хочу идти с ней по жизни, то мне придётся принять эту сторону ее желания. Я мог злиться, я мог быть в бешенстве, но, в конце концов, это был её выбор. И, похоже, я должен был принять его.

Я закрыл глаза, вздохнул и ответил:

— Хорошо. Если это то, что ты хочешь, я соглашусь. Но помни, я буду с тобой, только если ты будешь любить меня таким, какой я есть.

Она улыбнулась. Это была ее самая тёплая улыбка за последние месяцы.

— Я буду любить тебя. Именно таким, каким ты есть.

И, несмотря на то, что слова звучали как-то слишком идеализированно, я почувствовал, что это правда.

Она направилась в ванную комнату мимо меня и бросила:

— Фамилия будет моя.

— Но тогда люди точно поймут, что он твой.

— Тогда тебе, чтобы не сеять сомнения среди наших новых знакомых, — раздался ее голос из ванной комнаты, — стоит тоже сменить фамилию на мою.

Мои слабые возражения утонули в шуме воды. Разговор был окончен. С ней сложно было спорить. Решения были приняты.

Прислано: Любовь в его смирении